Сердце азартно бухало в груди, кровь горячо стучала по вискам – они все смотрят на него… Сейчас застучат куда следует, а иначе как объяснить – зачем еще он в кабинку заходил… Ничего, прочтут, поймут и разберутся, даже еще и эффектнее выйдет…
Хитрые… Никто и виду не показал, что заметил выходку Лука… Надо ждать.
Наконец, выборы на участке свершились, на часах без четырех минут десять. В зал вошло командование полка в лице командира части и его политического заместителя. Этот торжественный день политической активности военнослужащих, несомненно принадлежал епархии подполковника Магро, но майор Андрищенко не колебался ни мгновения и обратился к Носко:
– Товарищ п`полковник, разрешите доложить?
– Докладывай. Садитесь, товарищи. Закончилось голосование?
– Так точно. Проголосовали все сто процентов личного состава полка, за исключением списка лиц, находящихся в отпуске и командировке, список прилагается. Проголосовало ровно пятьсот человек.
– Хорошо. Ну что, звоните, докладывайте, будем вскрывать да считать. – Магро неспешно кивнул своему командиру, почти как равный, но медлить со звонком «наверх» не стал, следовало не только отрапортовать, но и не отстать от других.
После короткого разговора поступила команда вскрывать урны. Этого момента Лук ждал весь в поту, напрасно Свирс и Кесель кидали ему «маяки» из-за дверей, нельзя было отрываться и упускать ни слова, ни жеста, ни взгляда.
Однако отсортировать и пересчитать пятьсот бюллетеней – это не дело пяти минут и Носко с Магро, оба невысокие и очень толстые, ушли коротать время в офицерскую столовую, где уже был накрыт для них скромный завтрак, пока еще без вина и водки.
– Ого. – Прапорщик Карпатый поднял двумя пальцами бюллетень, и сердце у Лука ухнуло куда-то в штаны.
– Кто-то против проголосовал! Зачеркнуто по всем правилам! – сердце у Лука провалилось еще дальше и задрожало где-то под портянкой.
– Это не я! – хотелось ему крикнуть, – я наоборот!..
– Да. – Майор Андриященко повертел бумажку так и сяк… Сюда клади, отдельно.
– А вот еще зачеркнуто.
– Что, еще один??? Погоди… Как это еще зачеркнуто? – Андриященко взял второй зачеркнутый бюллетень… – Да нет, это кто-то намудрил: зачеркнул не кандидата, а рядом, подчеркнут кандидат, а не зачеркнут. Причем неаккуратно, сикось накось.
– И что теперь?
– А что теперь? Вы что, товарищ прапорщик, никогда испорченных бюллетеней не видели? Отдельно клади, вот сюда.
Все сортирующие примолкли, будучи вынуждены внимательнее вглядываться в лицевую часть бюллетеней, но больше никто ничего не напортил и не вычеркнул. На оборотную часть листов, на одном из которых ликовали верноподданнические каракули Лука, никто уже не смотрел.
– Посчитали? – Голос у подполковника Магро высокий и несколько гнусавый, в отличие от сочнейшего баса подполковника Носко.
– Да, товарищ подполковник. Пятьсот бюллетеней, один недействительный, один против, четыреста девяносто восемь за.
– Ну-ка дай сюда тот и другой… – графин на столе вздрогнул. – Да. – Носко произнес «да» и уставился на своего заместителя, как бы предлагая тому реагировать в пределах своей компетенции. Опытный политработник Магро был невозмутим, он повидал на своем веку немало жоп и от судьбы, и от начальства, причем с очень близкого расстояния.
– Все в пределах нормы, социалистическая демократия в действии. Однако в нашем полку процент сознательных граждан все равно выше, чем в среднем по стране. Там 99, 91 % в среднем, если мне не изменяет память. А у нас… выше.
– Насколько выше, Игорь Иванович? (Лук, по прошествии многих лет, забыл имя и отчество Магро и в рассказе вынужден был вставить случайно придуманные… Прим. авт.)
– Сейчас посчитаем, товарищ п`полковник. Так… Один голос от пятисот… это будет… все равно, что две от тысячи.
– Четыре от тысячи.
– Почему четыре?
– Так два же бюллетеня.
– Вы меня не путайте, Андриященко. Два бюллетеня учтем, когда посчитаем процент проголосовавших за. А против – один бюллетень. Так, итого полпроцента получается, что ли?
– Ну да, полпроцента… Скорее четверть процента. – Это подключился к расчетам Носко. – Ну-ка, давайте посчитайте процент проголосовавших «за», и тогда от ста процентов отнимем итог и поделим пополам…
Все окружающие робко задумались. Откашлялся было Лук и даже что-то пискнул насчет двух десятых процента, но…
– Малчать, товарищ солдат, не разрешаю! Магро, позвони-ка в штаб части, пусть принесут логарифмическую линейку… – На этих словах члены комиссии, солдаты срочной службы, юный лейтенант Романовсков, и прапорщики, Дерман и Карпатый, послушные командирскому взгляду и жесту, дружной толпой повалили к выходу, перекуривать.
– Боже мой! Бож-же ты мой… – сигарета прыгала в губах товарища прапорщика Карпатого, уворачивалась от трясущейся зажигалки. – Даже я, и то… Логарифмическую линейку им! Рассказать – не поверят.
Лук без труда подстрелил у деморализованного «куска» сигаретку и у него же прикурил.
– Я лично очень даже верю. Кроме того, товарищ гвардии прапорщик, налицо явное умение пользоваться логарифмической линейкой, а это уже плоды высшего образования. Думать же – прерогатива сугубо гражданских лиц, отнюдь не наша с вами…
– Да ну… Лук, ты как всегда в своем репертуаре. Нет, ну скажи козлы!
– Козлы. О… Уже несут, линейку несут. Еще по одной, товарищ прапорщик? Мы успеем, не сомневайтесь.
Посчитали. Две десятых процента – численность личного состава полка просто физически не позволяла иметь меньший процент допустимого разноголосья мнений, и это понимали все, даже «наверху». Благодушно рокотал в телефонную трубку Носко, доброй улыбкой лучился Магро – все прошло благополучно, и впереди, если не считать торжественную часть с последующей солдатской самодеятельностью, только банкет. Андриященко лично повез в город запротоколированные результаты.
– Так! А это что? – Магро выковырнул из пачки, подлежащей уничтожению, бюллетень с исписанной вкривь и вкось оборотной стороной. «… и радостью отдаю свой голос за тех, кто своим трудом… своей социалистической отчизны… не подведем…». – Полюбуйтесь, товарищ п`полковник.
Бюллетень перекочевал к Носко.
– Да. Ну, что… Узнаю воспитательную работу Андриященко. Молодцы. Это третий батальон, оттуда сознательные хлопцы, они всегда первые в политподготовке. Как считаешь, Игорь Иванович?
– Буквально то же самое подумал, слово в слово. Давайте, я обратно положу. Надо будет подумать, как поощрить воинов именно третьего кабельного… Может быть экскурсией в Артиллерийский музей?
Мечты Лука рухнули ниц на полковой плац и скончались.
– Ты чего, Саня, что такой смурной? Не пишут давно? Есть закурить?
– Нет, Геныч, это я так, сам себе думаю… Держи.
А если бы выгорел номер? Если бы действительно не хлопали ушами, а проверяли и следили тотально – кто и что писал да зачеркивал, если бы вычислили Лука, поставили в пример и наградили бы отпуском – что тогда? Вот о чем задумался в тот злосчастный вечер Лук, и размышления по данному мелкому конкретному поводу, с перерывами, но – возвращались к нему много-много лет спустя. Что тогда было бы с ним, с его мировоззрением, с совестью, со всей жизнью? Он ведь, смеясь, не раз и не два потом рассказывал об этой злополучной истории друзьям. Если бы все получилось, как задумано – тоже бы рассказывал и тоже бы смеялся… Но только чудилось Луку сквозь годы, чем дальше, тем яснее, что это был бы совсем другой смех немножечко другого человека. Не такого, каким Лук желал бы стать в детстве. Но – не случилось, не сошлось, обошло стороной, и можно жить дальше, сомневаясь, вспоминая и хохоча.
Лук и Корвин
(выбивается из армейского цикла, но как бы завершает его)
Неигровые фильмы о дикой природе готов смотреть всегда, в ущерб новостям и даже документальным фильмам о человеческом прошлом и настоящем. Подводный мир, надводный и надземный, и подземный, птицы и насекомые, хищники и совсем уже планктон – съемки всего этого крупным планом превращают меня в зеваку. Особенно любопытно наблюдать за жизнью хищников, но здесь вдруг, в процессе осмысления своего любопытства, обрел я два новых знания. В первую голову постиг я, что мне, человеку, хищнику по природе, никогда не избавиться от этого пристрастного интереса к тотальной войне живого против живого. Второе знание оказалось более «шоковым»…
Животные – никудышные вояки.
Кашалоты, акулы, кальмары, львы, тигры, удавы, крокодилы… Охота на травоядных и внутривидовые битвы за право спаривания, нападение акулы и собачьи бои (ненавижу), косатка и тюлень, медведица и волки…
Всюду одно и то же: неспешность и «неуклюжесть».
Вот сцепились большой бурый медведь и огромный барсук, который, все же, в десятки раз меньше медведя. Казалось бы, один бросок, единственный удар лапой – и улетел малой в барсучью Валгаллу, так ведь нет! Оба пугают друг друга, пятятся, фыркают, замирают на десятки секунд…
